Ян Чжу. Чжуанцзы. Глава 14

ВРАЩАЕТСЯ [ЛИ] НЕБО?

     - Вращается ли небо? Покоится ли земля?  Борются  ли  за  [свое]  место
солнце и луна? Кто-нибудь это  направил?  Кто-нибудь  эти  связи  установил?
Кто-нибудь от безделья [их] толкнул и привел в движение? Значит ли это,  что
[их] принудила скрытая пружина? Значит ли  это,  что  [они]  не  могут  сами
остановить свое движение? Облака ли  порождают  дождь?  Дождь  ли  порождает
облака?  Кто-нибудь  посылает  эти  обильные  даяния?  Кто-нибудь  все   это
подталкивает, развлекаясь от безделья? Ветер, возникнув на севере,  дует  то
на запад, то на восток, блуждает в вышине. Это чье-либо дыхание?  Кто-нибудь
от безделья приводит [его]  в  волнение?  Дозвольте  спросить:  каковы  [для
этого] причины? {1}
     - Подойди! Я тебе поведаю, - ответил Колдун Всех Призывающий {2}.  -  В
природе существуют шесть полюсов и пять элементов. [Когда] предки и  цари  с
ними считались, царил порядок;  шли  им  наперекор,  случалась  беда.  Когда
появились  из  [реки]  Ло  девять  [начертаний]  {3},  порядок   установился
совершенный, свойства [обрели] полноту. [Предки], как зеркальное  отражение,
освещали [все] внизу на земле. [Все] в Поднебесной их поддерживали. Они-то л
назывались высшими предками.

     Дан, главный  жрец,  [ведавший]  закланием  жертвенного  скота  в  Шан,
спросил Чжуанцзы, что такое милосердие.
     - Милосердны тигры и волки {4}, - ответил Чжуанцзы.
     - Что это значит?
     - Как же не милосердны, если волчица и волчата любят друг друга?
     - Разрешите спросить о настоящем милосердии!
     - Для настоящего милосердия не существует родственных чувств.
     - [Я], Дан, слышал о том, что без родства нет и любви, без любви нет  и
сыновней почтительности.  Ведь  не  может  быть  настоящего  милосердия  без
почтительного отношения к родителям!
     - [Нет], это не так, - ответил Чжуанцзы. - Настоящее милосердие высоко.
О нем, конечно, не стоит и говорить [исходя из] сыновней  почтительности.  В
[твоих же] словах сыновняя почтительность не преувеличена,  а  преуменьшена.
Ведь отчего, подходя к Ин {5} с юга, не замечают на севере  [гору]  Миншань?
Оттого, что [она] далека от  Ин.  Поэтому  и  говорится:  уважать  родителей
легче, чем  их  любить,  любить  родителей  легче,  чем  их  забыть,  забыть
родителей легче, чем заставить родителей забыть о тебе, заставить  родителей
забыть о тебе легче, чем [самому] забыть обо всем в Поднебесной, забыть  обо
всем в Поднебесной легче, чем заставить всех в Поднебесной  о  тебе  забыть.
Ведь [обладающий] свойствами  забывает  про  Высочайшего  и  Ограждающего  и
предается недеянию.  Блага  [его]  распространяются  на  тьму  поколений,  а
Поднебесная [о нем] и не знает. Как можно  только  вздыхать  да  твердить  о
милосердии, о сыновней почтительности? Ведь всем этим  -  почтительностью  к
родителям и старшим братьям, милосердием и справедливостью,  преданностью  и
доверием,  целомудрием  и  честностью  -  [люди]  заставляют  себя   служить
собственной добродетели, большего [все это] не стоит. Поэтому  и  говорится:
"Настоящее  благородство  отвергает  царские  почести,  настоящее  богатство
отвергает царскую сокровищницу, настоящие чаяния отвергают имя и славу".  От
всего этого путь не изменяется.

     Совершенный от Северных Ворот {6} сказал Желтому Предку:
     - [Вы], владыка, исполняли мелодию "Восход солнца" {7} на  просторах  у
озера Дунтин.  Я  стал  ее  слушать  и  сначала  испугался,  затем  предался
бездействию, под конец пришел в смятение, взволнованный, молчал и [долго] не
мог овладеть собой.
     - Ты близок к истине, - ответил Желтый Предок. - Я сложил [эту] мелодию
с помощью человеческого, настроил [цинь] с помощью  природного,  исполнил  с
помощью обрядов и долга, наполнил  ее  великой  чистотой.  [Ведь]  настоящая
мелодия сначала соответствует людским  делам,  согласуется  с  естественными
законами,   осуществляется   с   помощью   пяти    добродетелей,    отвечает
естественности; затем  она  приводит  к  гармонии  четыре  времени  года,  к
великому единству [всю] тьму {8} вещей. Одно время года сменяется  другим  и
соответственно рождается [вся]  тьма  вещей,  то  расцветая,  то  увядая,  с
постоянным распределением [дел] гражданских и военных {9}. [Эфир] прозрачный
и [эфир] мутный [с помощью сил] жара и холода  гармонически  соединяются,  в
потоках света [слышится] их звучание. [Чтобы] насекомые очнулись от  спячки,
я пробуждаю их раскатами грома {10}. Конец без исхода, начало - без  зачина.
То смерть, то рождение, то упадок, то подъем -  [эти  явления]  постоянны  и
бесконечны, но каждый раз неожиданны, поэтому ты и испугался.
     Я снова заиграл мелодию, объединяющую [силы] жара и холода,  озарил  ее
сиянием солнца и луны. Звуки то прерывистые, то  протяжные,  то  нежные,  то
суровые, изменяются [все  они]  в  единстве.  В  них  постоянство,  ибо  нет
главенствующего. В долине - [звуки] наполняют всю долину, в котловине -  всю
котловину. [Размах] мелодии определяется объемом вещи; прегради [все] щели -
и сохранится [ее] сила.  Она  широка  и  свободна,  название  ее  высокое  и
светлое. Поэтому души предков и боги будут держаться во мраке {11}, а солнце
и луна, планеты и звезды - продвигаться  своим  порядком.  Я  останавливался
вместе с теми, у которых  есть  предел,  двигался  вместе  с  теми,  которые
бесконечны. Я размышлял о них, но не мог их постичь; смотрел на них,  но  не
смог их увидеть; следовал за ними, но не мог их догнать. Бездумно стоял  [я]
на пути к четырем пустотам,  опираясь  на  высокий  платан,  и  пел.  Зрение
истощилось в стремлении  все  увидеть,  силы  истощились  в  стремлении  все
догнать.  Я  не  сумел  [всего]  достичь,  и  тело   наполнилось   пустотой,
успокоилось, поэтому-то и [ты] успокоился и предался бездействию.
     Я снова заиграл, не ленясь, соединив  мелодию  с  естественной  жизнью.
[Звуки] следовали беспорядочно, бесформенные, будто в зарослях мелодии леса.
Разливаясь  широко,  но  не  растягиваясь,   сумрачная,   смутная,   [почти]
беззвучная, [она] ниоткуда не исходила, задерживалась в глубокой тьме.  Одни
называли  ее  умиранием,  другие  -  рождением;  одни  -  плодом,  другие  -
цветением. В  движении,  в  течении  [она]  рассеивалась,  перемещалась,  не
придерживаясь постоянного. В мире в ней сомневались, [предоставляя]  мудрому
[ее] изучать. Мудрый же постигал [ее] природу,  а  следовал  естественности.
Творческая сила природы еще не затрагивалась, а [все]  пять  органов  чувств
уже наготове. Это и называется естественной мелодией:  слов  нет,  а  сердце
радуется. Поэтому род Владеющих Огнем {12} ее и [прославил] в гимне {13}.

                     Вслушайся - звука ее не услышишь.
                     Формы ее не увидишь, всмотревшись.
                     Небо заполнит, наполнит и землю,
                     Шесть полюсов обнимая собою.

     Ты захотел ее услышать, но не воспринял, а поэтому и пришел в смятение.
Мелодию [я] начал со страха, страх и  вызывает  наваждение.  Затем  я  снова
[заиграл] ленивее, [ты] предался бездействию, поэтому [все] и  отступило.  В
заключение же [я] вызвал смятение. От  смятения  приходят  к  омрачению,  от
омрачения - к пути. Путем можно наполниться и с ним пребывать.

     [Когда] Конфуций странствовал на Западе в Вэй, Янь  Юань  задал  вопрос
наставнику Золотому {14}:
     - Что думаете [вы] о поступках учителя?
     - [Твой] учитель зашел  в  тупик.  Как  жаль!  -  воскликнул  наставник
Золотой.
     - Почему? - спросил Янь Юань.
     - [Пока при обряде] соломенное чучело собаки {15} еще не показывали,  -
ответил наставник Золотой, - ее укладывают в  корзину,  покрывают  узорчатым
платком, а Покойник и жрец, чтоб приблизиться к ней, соблюдают пост. А после
обряда, когда это чучело выбросят,  прохожие  топчут  ему  голову  и  спину,
солому же просто сжигают, готовя  пищу.  [Если  кто-нибудь]  снова  подберет
[чучело собаки], уложит в корзину, покроет узорчатым платком и,  странствуя,
будет под ней спать, ему приснится кошмар или [он] засорит себе глаза.  Ныне
же [твой] учитель опять подбирает залежалые чучела  собак  [времен]  древних
царей, сзывает учеников, [с ними] странствует и спит под чучелом. Поэтому-то
на него свалили дерево в Сун, [он]  заметал  следы  [при  бегстве]  из  Вэй,
терпел бедствие в Шан и Чжоу - разве это не было кошмарным  сном?  [Он]  был
осажден между Чэнь и Цай, семь дней [оставался] без горячей пищи,  на  грани
смерти - разве это не  было  засорением  глаз?  Ведь  по  воде  лучше  всего
передвигаться в лодке, а по суше - в повозке. В лодке можно передвигаться по
воде, но толкать лодку по суше {16} не значит ли за всю жизнь не сделать  ни
шага? Разве древность не отличается от нашего времени,  как  вода  от  суши?
Разве чжоуские порядки не  отличаются  от  луских,  как  лодка  от  повозки?
Применять ныне в Лу чжоуские порядки - не то же ли,  что  толкать  лодку  по
суху? Утомительно и бесполезно,  да  и  для  здоровья  вредно.  Конфуций  не
ведает, что движение безгранично, что,  соответствуя  вещам  [все  развитие]
бесконечно. Разве ты не  видел  [колодезного]  журавля?  Черпаешь  [воду]  -
нагибается, отпустишь - поднимается. Ведь человек его нагибает,  а  не  [он]
нагибает человека. Поэтому его поклоны не могут обидеть людей.  [Так  же  и]
обряды и долг, законы и меры [времен] трех владык и пяти предков уважали  не
за то, [что] они были одинаковыми, а за то, что  отвечали  порядку.  Поэтому
сравнивать обряды и долг, законы и меры [времен] трех владык и пяти  предков
то же, что уподоблять [друг другу]  резань  и  грушу,  мандарин  и  помелон:
[хотя] все они съедобны, но вкус у всех различный. Так же  и  обряды,  долг,
законы, меры изменяются в соответствии с временем.  [Если  же]  ныне  оденем
обезьяну в платье Чжоу гуна {17},  она  непременно  станет  кусать,  грызть,
тащить, рвать [платье] и не успокоится, пока [его с себя] не стащит.  Изучая
различия  между  древностью  и  современностью,  [видим,  что]  они  подобны
различию между обезьяной и Чжоу гуном. В старину  [красавица]  Си  Ши  из-за
боли в сердце хмурилась при  всех  в  селении.  На  нее  залюбовалась  некая
Уродина и, вернувшись к себе [домой], также  стала  хвататься  за  сердце  и
хмуриться при всех в своем  селении.  Однако  богачи,  завидя  ее,  запирали
накрепко ворота и не показывались, а бедняки завидя ее, уходили прочь, уводя
с собой жен и сыновей. Уродина поняла [лишь], что хмуриться красиво,  но  не
поняла, почему красиво. Жаль! И [твой] учитель оказался в [таком же] тупике!

     Конфуций дожил до пятидесяти лет и одного года, а  не  слышал  о  пути.
Тогда [он] отправился на юг, достиг Пэй,  увиделся  с  Лаоцзы  и  тот  [его]
спросил:
     - Ты пришел? Я слышал, что ты добродетельный с Севера. Ты  также  обрел
путь?
     - Еще не обрел, - ответил Конфуций.
     - Как же ты его искал? - спросил Лаоцзы.
     - Я искал его в мерах и числах, но за пять лет [так и] не обрел,
     - Как же ты еще искал?
     - Я искал его в [силах] жара и холода, но за десять лет и два года [так
и] не обрел.
     - Так, - сказал Лаоцзы. - Если бы путь можно было  подносить  [в  дар],
каждый поднес бы его своему государю; если  бы  путь  можно  было  подавать,
каждый подал бы его своим родителям; если бы  о  пути  можно  было  поведать
другим, каждый поведал бы о нем своим старшим и  младшим  братьям;  если  бы
путь можно было вручать другим,  каждый  вручил  бы  его  своим  сыновьям  и
внукам. Но этого сделать нельзя по той причине, что [путь] не задержится  [у
того, у кого] внутри нет главного; не подойдет [тому,, кто] внешне [ему]  не
пара. [Если путь]  исходит  изнутри,  [то]  не  воспринимается  извне,  [от]
мудрого человека не изойдет; [если] входит извне,  [то]  не  станет  главным
внутри, и мудрый человек [его] не прячет.
     Слава - общее достояние, много [от нее] забирать нельзя.  Милосердие  и
справедливость - [это словно] постоялый двор древних государей, [там]  можно
разок переночевать, долго жить нельзя,  многие  встречные  [будут]  укорять.
Настоящие люди древности проходили дорогой  милосердия,  останавливались  на
ночлег  у  справедливости,  чтобы  странствовать  в  беспредельной  пустоте,
кормиться от небольшого поля, обрабатывать незаложенный <не  взятый  взаймы>
огород,  [жить]  на  приволье,  в  недеянии.  От  небольшого  [поля]   легко
прокормиться, с незаложенного <не  взятого  взаймы>  [огорода]  не  отдавать
<займа> {18}. Древние это  называли  странствиями  в  сборе  истинного.  Кто
считает истинным богатство, не  способен  уступить  жалованья;  кто  считает
истинным славу, не способен уступить имени; кто любит  власть,  не  способен
отдать [ее] рукоять другому. [Тот, кто] держит [все] это в руках  -  дрожит;
[кто] их отдает - страдает. Ни у кого [из них] нет  зеркала,  чтобы  увидеть
[себя]: тот, кто не прекращает,  [становится]  убийцей  природного.  Гнев  и
милость, взимание и возврат, советы и обучение, жизнь и казнь -  эти  восемь
[действий] - орудия исправления. Но применять  их  способен  лишь  тот,  кто
следует  за  великими  изменениями  и  ничему  не  препятствует.  Поэтому  и
говорится: "Исправляет тот,  кто  [действует]  правильно".  Перед  тем,  чье
сердце с этим не согласно, не откроются врата природы.
     Конфуций встретился с Лаоцзы и заговорил о милосердии и справедливости.
     - [Если], провеивая мякину, засоришь глаза, - сказал Лаоцзы, - то  небо
и земля, [все] четыре  страны  света  поменяются  местами.  [Если]  искусают
комары и москиты, не заснешь всю ночь. [Но] нет смуты большей, чем печаль  о
милосердии и справедливости {19} - [она] возмущает мое сердце.  Если  бы  вы
старались, чтобы Поднебесная не утратила своей простоты,  вы  бы  двигались,
подражая ветру, останавливались, возвращаясь к [природным] свойствам. К чему
же столь рьяно, будто в поисках потерянного сына, бьете во [все] неподвижные
и переносные барабаны? Ведь лебедь бел не оттого, что каждый день  купается;
а ворона черна не оттого,  что  каждый  день  чернится.  Простота  белого  и
черного не стоит того, чтобы о ней спорить; красота имени и славы  не  стоит
того, чтобы ее увеличивать. Когда источник высыхает, рыбы, поддерживая  одна
другую, собираются на мели и [стараются] дать  друг  другу  влагу  дыханием,
слюной. [Но] лучше [им] забыть друг о друге в [просторах] рек и озер.
     Повидавшись с Лаоцзы, Конфуций вернулся [домой] и три дня молчал.
     - С чем [вы], учитель, вернулись от Лаоцзы, - спросили ученики.
     - Ныне в нем я увидел  Дракона  {20},  -  ответил  Конфуций.  -  Дракон
свернулся [в клубок], и образовалось тело, расправился, и образовался  узор,
взлетал на облаке, на эфире, кормился от [сил] жара и холода. Я разинул  рот
и не мог [его] закрыть. Как же мне подражать Лаоцзы!
     - В таком случае, - спросил  Цзыгун,  -  не  обладает  ли  тот  человек
неподвижностью Покойника и внешностью Дракона,  голосом  грома  и  молчанием
пучины, не действует ли подобно небу и земле? Не удостоюсь  ли  и  [я],  Сы,
[его] увидеть? - и от имени Конфуция [Цзыгун] встретился с Лаоцзы.
     Лаоцзы только что уселся на корточки в зале и слабым голосом промолвил:
     - Годы мои уже на закате,  и  [я]  ухожу.  От  чего  вы  [хотите]  меня
предостеречь?
     - Почему только [вы], Преждерожденный, считаете, что три  Царя  и  пять
предков  не  были  мудрыми?  -  спросил  Цзыгун.  -  Ведь  [они]   управляли
Поднебесной по-разному, слава же им выпала одинаковая.
     - Подойди поближе, юноша, - сказал Лаоцзы. - Почему  ты  считаешь,  что
[управляли] по-разному?
     - Высочайший передал  [власть]  Ограждающему,  Ограждающий  -  Молодому
Дракону, - сказал Цзыгун. -  Молодой  Дракон  применял  силу  физическую,  а
Испытующий - военную. Царь Прекрасный {21}  покорялся  Бесчеловечному  и  не
смел ему противиться. Царь Воинственный пошел  против  Бесчеловечного  и  не
захотел [ему] покориться. Поэтому и говорю, что по-разному.
     - Подойди поближе, юноша, - сказал Лаоцзы.  -  Я  тебе  поведаю,  [как]
управляли Поднебесной три владыки  и  пять  предков.  Желтый  Предок,  правя
Поднебесной, привел сердца  людей  к  единству,  [Когда]  родители  умирали,
[дети] их не оплакивали и народ [их] не порицал. При  Высочайшем  в  сердцах
людей Поднебесной [появились] родственные чувства. [Если] из-за смерти своих
родителей люди придавали меньшее [значение] смерти чужих [родителей],  народ
их не порицал. При Ограждающем  в  сердцах  людей  Поднебесной  [зародилось]
соперничество. Женщины родили после десяти лун беременности, дети  пяти  лун
от роду могли говорить; еще  не  научившись  [смеяться],  начинали  узнавать
людей и тогда стали умирать малолетними. При Молодом  Драконе  сердца  людей
Поднебесной изменились. У людей появились страсти, а [для применения] оружия
- обоснования: убийство разбойника не [стали считать]  убийством.  Разделили
на роды людей и Поднебесную [для каждого из них свою].  Поэтому  Поднебесную
объял великий ужас. Поднялись конфуцианцы и моисты.  От  них  пошли  правила
отношений между людьми, а ныне  еще  и  [отношений]  с  женами.  О  чем  еще
говорить! Я поведаю тебе, как три владыки и пять предков наводили порядок  в
Поднебесной. Называется -  навели  порядок,  а  худшего  беспорядка  еще  не
бывало. Своими знаниями трое владык наверху нарушили  свет  солнца  и  луны,
внизу - расстроили сущность гор и рек, в середине - уменьшили блага  четырех
времен года. Их знания были более ядовиты, чем хвост  скорпиона,  чем  зверь
сяньгуй {22}. Разве не должны они стыдиться? Ведь не сумев обрести  покой  в
собственной природе, [они] сами еще считали себя мудрецами. Они - бесстыжие!
     Цзыгун в замешательстве и смущении остался стоять [на месте].

     Конфуций сказал Лаоцзы:
     - [Я], Цю, считаю, что давно  привел  в  порядок  шесть  основ:  песни,
предания, обряды, музыку, гадания, [хронику]  "Весна  и  осень".  Достаточно
хорошо понял их причины, чтобы обвинить семьдесят  двух  царей,  истолковать
путь ранних государей, выяснить следы [деяний] Чжоу [гуна] и Шао [гуна].  Но
ни один царь ничего [этого] не применил. [Как] тяжело! [Как  мне],  учителю,
трудно убеждать, [как] трудно разъяснять учение!
     - К счастью, ты не встретился с царем,  который  управляет  современным
миром, - сказал Лаоцзы. - В шести основах - следы деяний  ранних  государей.
Но разве в них [говорится о том],  как  следы  проложены?  Слова,  сказанные
тобою ныне, - также следы. Ведь следы остаются и от башмаков, но разве следы
- это сами башмаки?
     Ведь белые цапли зачинают, [когда] смотрят друг на друга, и  зрачки  [у
них] неподвижны; насекомые зачинают, [когда]  самец  застрекочет  сверху,  а
самка откликнется снизу {23}; лэй [будучи] и самцом и самкой, [сам] от  себя
зачинает. [Природные] свойства не изменить, жизнь не  переменить,  время  не
остановить, путь на преградить.  Постигнешь  [законы]  пути,  и  все  станет
возможным, утратишь - ничего не добьешься.
     Конфуций не показывался три луны, затем, снова увидевшись  [с  Лаоцзы],
сказал:
     - [Я], Цю, это давно постиг! Ворона  и  сорока  высиживают  яйца;  рыбы
зачинают, смазываясь слюной; оса перевоплощается <в другое насекомое>  {24},
[когда] родится младший брат, старший брат заплачет {25}. Ведь [я],  Цю,  не
превращался вместе [с путем] в человека. [А если] не превращался в  человека
вместе [с путем], как же могу поучать [других]?
     - Хорошо! [Ты], Цю, это постиг! - ответил Лаоцзы.


Комментарии:

 

     1 В самой  постановке  вопросов  здесь  содержится  попытка  обосновать
причинность всеобщего движения: "кто-то" как причина отрицается  повторением
иронического  "от  безделья";   взаимозависимость   явлений   намечается   в
сопоставлении облаков и дождя.
     2 Колдун Всех Призывающий (У Сяньчжао) - комментаторы пытаются  отнести
этого героя к историческим, называя его "министром династии Инь" (II тыс. до
н. э.), хотя и указывают на несоответствие в имени.
     3 Миф о начале письменности - чудесном явлении черепахи с письменами  -
относится ко времени Молодого Дракона.
     4 Выступление  Чжуанцзы  против  конфуцианского  понимания  милосердия,
отцовской и сыновней любви.
     5 Ин - столица царства Чу.
     6 Совершенный от Северных Ворот (Бэймынь  Чэн)  -  встречается  лишь  в
данном фрагменте.
     7 "Восход  Солнца"  (Сяньчи)  -  жертвенный  гимн,  созданный  согласно
легенде Желтым Предком; слова его не сохранились. Перевод здесь основывается
на связи гимна с весенней жертвенной обрядностью  и  с  озером  (миф.),  над
которым восходило солнце (см. также стр. 316, гл. 33, прим. 2).
     8 Текст до сих пор начиная со слов "Ведь настоящая" комментаторы счита-
ют вставкой, сделанной Го Сяном.
     9 В древнем Китае весна считалась временем для гражданских дел, а осень
- для военных (включая охоту).
     10 См. "Лецзы", гл. 5, прим. 44.
     11 Атеистическое понимание воздействия музыки здесь противопоставляется
религиозному, конфуцианскому, по которому музыка  служит  в  первую  очередь
"для призыва богов и душ предков"  ("Обряды  Чжоу",  Чжоули,  с  комм.  Чжэн
Сюаня, Шанхай, 1937, цз. 6, стр. 145).
     12 Род Владеющих Огнем (Ю Бяо) - иероглиф бяо, состоящий из трех знаков
"огня", комментаторы по традиции приравнивают к иероглифу янь, состоящему из
двух знаков "огня", идентифицируя его с родом Яньши - Владеющих Огнем,  хотя
это, видимо, другой род.
     13 Данный гимн в "Книгу песен" не вошел.
     14 Наставник Золотой (Ши Цзинь) -  по-видимому,  музыкант,  встречается
лишь в данном фрагменте.
     15 Ср. "Дао дэ цзин", 5; чучело собаки,  в  которое  стреляли,  отгоняя
нечистую силу, а также при принесении жертв Небу и молении о дожде  (см.  П.
Кафаров и П. С. Попов, Китайско-русский словарь, г. I, стр. 101).
     16  В  этом  и  других  образах  Чжуанцзы  насмехается  над  Конфуцием,
отрицавшим развитие и пытавшимся много веков спустя заставить людей жить  по
дедовским обрядам и устоям ("древних царей").
     17 Насмешка над обожествлявшимся конфуцианцами  "мудрым  советником"  -
Чжоугуном.
     18 В отрицании  богатства  у  Лаоцзы  здесь  можно  увидеть  и  минимум
собственности, который давал человеку независимость в ту эпоху.
     19 В учении Конфуция Лаоцзы видит причину таких же бедствий для  людей,
как для рыб, очутившихся на мели.
     20 После этой встречи Конфуций отзывается о Лаоцзы с преувеличенной по-
хвалой (см. также стр. 241-242),  но  сомневается  в  том,  что  сумеет  ему
подражать.
     21  Царь  Прекрасный  (Вэнь  ван)  -  отец  Воинственного,   основателя
чжоуского царства. Прекрасный  обожествлялся  конфуцианской  традицией  (см.
"Лецзы" гл. 1, прим. 58, гл. 3, прим. 12).
     22 Сяньгуй - знаки, с современными не отождествляются. Комментаторы со-
общают, что сяньгуй - какое-то животное, сведения о котором отсутствуют.
     23 Лэй - животное, с современным знаком не отождествляется.
     24 Это представление о размножении ос в науке древнего  Китая  возникло
из "знакомства со способностью осы заготовлять запасы пищи, парализуя других
насекомых уколом жала (см. Лу Синь, Болтовня  в  конце  весны,  -  Лу  Синь,
Сочинения,  т.  1,  Пекин,  1956,  стр.  304-305).  Упомянув  осу,  Конфуций
проговорился о своем намерении  использовать  учение  Лаоцзы  в  собственных
целях.
     25 В такой иносказательной форме объявил Конфуций войну своему  учителю
Лаоцзы:  ученик,   как   "младший   брат",   готов   вытеснить   "старшего".
Свидетельство о  вероломстве  Конфуция  сохранилось  именно  в  этой  фразе,
начиная с Чжуанцзы и до учителя Лу Синя - одного из "отцов"  революции  1911
г.  Чжаи  Тайяня  и  самого  Лу  Синя.  Этот  эпизод   встречи   основателей
антагонистических школ - конфуцианского идеализма и даосского материализма -
весьма убедительно объяснил Чжан Тайянь. Все  поездки  к  Лаоцзы  были  лишь
"хитростью" Конфуция. В его речи скрывался намек: "Я завладею твоей  славой,
а [ты] ничего не сумеешь поделать". Засилье Конфуция и его учеников ("стоило
сказать слово утром, чтобы к вечеру слетела голова") заставило  Лаоцзы  уйти
на запад, где не было конфуцианцев. "Появись его  книга  раньше,  Лаоцзы  не
избежал бы казни", -  эту  мысль  Чжан  Тайянь  подкреплял  фактом  расправы
Конфуция с другим своим соперником - Шао Чжэнмао (см. Лу Синь, Сочинения, т.
2, Пекин, стр. 475-476). Именно такую вольнодумную традицию отразил в  своей
сказке "За пограничную заставу" Лу Синь (см. Лу Синь,  Сатирические  сказки,
М., 1964).